Живая вечность
Симона Вейль подметила:
«В евангельских притчах человека ищет Бог. … Нигде в Евангелии нет речи о том, что поиском занят человек. Человек не делает сам по себе ни малейшего шага, если его не подпихнут или же по нарочитому зову. Роль будущей жены в ожидании. Раб ждёт и бдит, пока его хозяин празднует. Прохожий не приглашает самого себя на брачный пир, он не просит, чтобы его пригласили; он на нём присутствует почти неожиданно; роль его сводится к тому, что он должен надеть подходящую одежду. Тот, кто нашёл в поле жемчужину, продаёт всё своё добро, чтобы купить это поле; ему не нужны его перепахивать заступом, чтобы её откопать, ему достаточно продать всё своё добро. Возжелать Бога и отказаться от всего остального – это и есть единственное, что спасает» (Перевод – восхитительный – Н.Струве, ВРХД, 200, 83).
На это можно возразить, что блудный сын – сам. Ищите, стучите. Это нужно напомнить, чтобы восстановить объёмность, чтобы не осталось измерения «Бог первый» без измерения «человек первый». Вайль тоже «восстанавливала объём», полемизируя с упрощённой и, в сущности, «пелагианской» струёй в католичестве, где акцент делается на волю. ( Свернуть )
В карикатурном виде это брезгливое поджимание губ католическим духовенством (римо-католическим и греко-католическим равно) в адрес русских православных. Железная воля, отформатированная в семинариях, ярко начищенные ботинки, выправка, сухощавость – против квашни-квашнёй, стоптанных грязных ботинках из-под мятой нечистой ряски, моральный расслабон, готовый всё простить, а себя бьющий в грудь с такой частотой, что похоже на почёсывание. Патер-то и других не простит, и себя, греша, будет пилить до гроба, отчего, правда, жертвам его грешков ничуть не легче. Правда, в нынешнем православии много вполне католически волевых и подтянутых иерархов и священников, но всё же Федот не тот, и туфли ослепительно начищены не потому что самодисциплина, а потому что три иподиакона-карьеристы вылизывают эти туфли.
Вот этой триумфалистской «ответственности», «социальному служению» и прочему большевизанству внутри христианства Вейль противопоставляет – не сопоставляет, а именно противопоставляет – католическую же традицию молитвы перед Святыми Дарами. «Выжидание, внимательная и верная неподвижность, длящаяся неопределённое время, её не может нарушить никакое сотрясение. Раб, прислушивающийся у двери, дабы её открыть, как только хозяин его в неё постучится … Его товарищи могут его позвать, к нему обратиться, даже его побить, без того, чтобы он и головой повернул».
В православии молитву перед Святыми Дарами изначально приняли в штыки просто из-за католического происхождения. Точно так же из-за протестантского происхождения не приняли идеи «личной встречи с Иисусом». Есть Господь Иисус Христос, и нечего фамильярничать! Ты с бабой своей лично встречайся, а Христу поклоняйся! Разве что в каких-то пограничных группках, которые по воскресеньям молятся в православном храме, но все остальные дни недели проводят в дурно понятом экуменизме – то есть, тусуются с подобными себе «протестантами» и «католиками» – стало традицией говорить о том, что «недостаточно знать о Боге, надо знать Бога». От ума – к сердцу. На первый взгляд, тут противоположность волевому началу, а на самом деле те же щи, только не в тарелке, а в горшке, потому что «знать Бога» – это тебе, твоей воле домашнее задание, изволь выполнить, а не «выжидать», пока этот самый Бог на горе свистнет.
Религиозный опыт есть опыт веры, опыт встречи с Богом, всё так. Но какой встречи? Личной? Да, – я, встречающийся, личность. А Бог – личность? Нет, – напоминает Симона Вейль простую библейскую и просто повседневную религиозную истину. Наша личность, конечно, лишь отражение Божьего Лика, но это не означает, что мы можем знать Бога «лично», «лицом к лицу». Явление Христа ничего не меняет. Да, Господь – человек. Но Господь – распятый, воскресший и вознесшийся человек, это всё радикально меняет. В нашем личном опыте ничего подобного нет. Поэтому вера в Богочеловека формирует мою личность (будем надеяться), но она не открывает личность Бога. Встреча с Богом-Личностью остаётся за горизонтом. Её – ждём.
Искушение в том, напоминает Вейль, что «мы не можем вообразить ничего более совершенного, чем мы сами». Поэтому проклятый антропоморфизм сопровождает нас как тень – и Бог оказывается в этой тени. Тут и спасает молитва перед Святыми Дарами – если мы понимаем, что Тело и Кровь Христовы, что Сам Христос есть в этом мире не великая личность, подобная любимому мне, а всего лишь кусочек хлеба.
Хочется «знать Бога»? Хочется «любить Христа»? Ну, если в смысле спастись от «Русь святая, храни веру православную», то милости просим в «знать Бога». Что угодно, лишь бы не самозомбирование – ах, я должен верить, а то Россия погибнет. Но когда убежали от вздора, тогда замереть и понять – не Бог для человека, а человек для Бога.
«Ходить перед Богом» отлично, но всё же быстро превращается в беготню и суету перед Богом, и тогда надо «замереть в ожидании Бога». Не просто «вера без дел» (хотя, конечно, созерцание это не дело, это именно вера без дел), а вера перед делом Божиим.
Зав. кафедрой психотерапии Российской медицинской академии
последипломного образования проф. Виктор Макаров (Московские новости, 1.11.98):
"Новый русский" понимает, что его "скороспелое" обогащение не было результатом
его упорного труда и талантов. Поэтому "баловень фортуны" старается "оправдать"
свой "взлет", старательно имитирует суперделовитость". Вот одно из объяснений
феномена "неофитской ревности" — и плохо не неофитство, а то, что часто человек
ломается и, поняв, что его активность в Церкви не так уж хороша и уж подавно никому
не нужна, уходит из Церкви именно в тот момент, когда он действительно становится
нужным — не как "активист", а как очищенная от наносного "энтузазизма" личность.
